Блоги

6 марта 1925 года, ровно 90 лет назад, вышел первый номер газеты «Пионерская правда»

Когда коллега Аня Осыкина предложила мне написать несколько строк о «Пионерке», я сначала стал отбояриваться. Мол, газету эту я выписывал всего год или два, и о чём там писали, какие добрые воспоминания она во мне вызывает, ну хоть убей, не скажу. Но немного размышлений – и пришли-таки на ум две небольшие статьи, которые помнятся мне и сейчас, к 42 годам.

Меня отвели в класс. Сколько сейчас лет тогдашнему одинадцатикласснику, что взял мою ладошку и посадил за парту? Тридцать? Тридцать пять? Я не умею считать. Школа не научила.

Первое сентября запомнилось мне ощущением скомканности, а моим родителям – обмороком, потому что, зайдя в класс после линейки, они не обнаружили там белого банта дочурки. Когда учительница вручила вырезанную из картона красную пятерку, меня опять кто-то взял за руку и потащил в другой класс к другим деткам. Одинадцатиклассник ошибся. Так девочка из класса «А» перешла в класс «Г» (из элитных умненьких деток в тупенькие). За это я получила еще одну картонную пятерку и на десять лет клеймо «гэшки». Так как все парты были уже заняты, меня посадили за последнюю.

Дважды я встречал 8 Марта в рядах наших доблестных Вооруженных сил. Я не вспомню сейчас, как наши офицеры поздравляли женщин-военнослужащих, да и не о том речь. Просто, когда наступил сей праздник, один мой сослуживец по школе сержантов — Саня Марченко, или Марчелло, как мы его все называли, вспомнил к случаю забавную историю, приключившуюся с ним.

Саня тогда заканчивал школу, и ему очень приглянулась одна девушка — одноклассница Юля. Он пытался оказывать ей знаки внимания, но всё как-то робко и двусмысленно. А через три месяца маячили экзамены, выпускной, поступление в вуз и... прощай навек любовь моя! И такой сценарий приятеля сильно угнетал. Ну как же так?! Он упустит девушку даже не попытавшись завести с ней отношения?! И вот Марчелло отважился. Парень решил, что 8 Марта — самый удачный день, чтобы покорить сердце красавицы Юли. Он подкопил к празднику деньжат, разведал в классном журнале домашний адрес свой зазнобы и накануне купил ей офигенный букет алых роз. Согласно «диспозиции», он должен был явиться в квартиру своей барышни, преподнести букет, наговорить гору изысканных комплиментов, желательно в присутствии родителей, ну и ненавязчиво предложить пойти в кино, полакомиться мороженым или просто пройтись, подышать весенним воздухом. А далее —  как уж сложится.

Уходим завтра в море

В 2005 году я впервые побывал в Санкт-Петербурге и полюбил град Петров с первого же взгляда. Безусловно, это красивейший город нашей страны. Некогда столица Империи и резиденция российской царской семьи. Великолепная архитектура. Богатая и порой трагичная история. Прекрасные, доброжелательные и талантливые люди... И помимо всех красот и чудес, Питер — это колыбель Военно-морского флота России. Всё там буквально пропитано соленным воздухом Балтики и морской романтикой.

"Одна машина дров стоит семь с половиной тысяч рублей. Какие вам дрова - береза, лиственница? Не имеет значения? Хорошо!.. Будет готова... Сейчас посмотрю в журнальчик... Будет готова завтра". Положив трубку, шеф с довольным видом занес в записную книжку адрес и телефон очередного клиента, прикинул, куда бы направить свою бригаду в этот раз и набрал номер телефона. "Саня, ну че, завтра в восемь утра, как обычно?.. Как там машина?.. Пила заправлена – цепь наточена?.. Давай, не проспи!.." Сделал еще два звонка - напомнил работникам: выходной день заканчивается, утром - в лес. Немного подумал и, глубоко вздохнув, то ли сожалея о предстоящих расходах, то ли предвкушая сладкую муку, проворковал на ушко невидимой девушке на другом конце провода: "Хочу массаж. Сейчас. Три тысячи? Нормально!.. Пишите адрес".

Было мне тогда тринадцать лет. И было мне всё интересно и,наверное,странно поскольку всё происходившее тогда запомнилось.

...никогда после этого я ничего подобного не слышал и уж,слава Богу, тем более и не видел.

За сорок минут все кунгасы и кавасаки были битком набиты детьми и взрослыми и,едва,не черпая бортами воду,вышли в море. Ни криков,ни шума...весь посёлок ушёл. Меня мамка от себя не отпустила.И радиста,пожилого(для меня тогда) дядьку оставила. Мест уже не было...как они не перевернулись...а отходили от берега,как на цыпочках. Никто не только пошевелиться,а и дышать боялись. Волн уже не было и прибоя тоже...море...как приготовилось...или прислушивалось...стекляное. Время уже всё вышло и мы ждали...на берегу...а назад уже боялись оглянуться. И я уже что-то почувствовал,прижался к мамке...потому что река уже давно поднялась,залила берег со складами,а на той стороне покрыла тундру...казалось,до Авачи. Суши оставалось метров сто. Сзади река,вздувшаяся удавом,впереди море-неморе. И время вышло...ещё когда последний кунгас отваливал.
И по сей день возвращаюсь туда как в безвременье,силой остановленное место. Тринадцатилетний пацан и мать,прижавшаяся к нему. Радист потоптался и сказал,что пойдёт к рации. А мы стояли и ждали.
Но ничего плохого больше не происходило. Кунгасов давно уже не было видно. Мамка достала гребешок,причесалась...и тут...бежит радист... кричит.

Не дойдя до нас,волна неожиданно повернула на 90 градусов и смыла город Северокурильск. Там её не ждали.

Мой друг Толик (нынче-Анатолмй) Кужевский стал поэтом. Хотя начинал как художник,закончив Биробиджанское художественно-графическое училище(так,кажись,оно тогда называлось). И писал хорошо. Мне нравилось. До сих пор у меня на стенке в караване в Израиле(в горах Шомрона) висит его этюд,подаренный мне перед отъездом из Биробиджана в 1958г.-Партизанский посёлок.Ночь,вода,избы и сквозь тучи луна.
Вот,вчера ночью прислал.

…………ЛАБИРИНТ…………

C утра на синем фоне купола.
А к вечеру – всё те же, но на сером…
А жизнь была… какая жизнь была!..
Когда мы верили и упивались верой.

Тот верил в свет, тот в разум, тот в прогресс…
Тот в смертный путь великого Христа…
Тот строил Братск, и Бам, и Днепрогэс,
тот тайно храм… А нынче жизнь – пуста…

Мечети есть, ашрамы, храмы есть
и синагогу можно отыскать.
Сект множество, их всех не перечесть,
а мы - всё те же… И ни дать, ни взять -

всё так же злы, распутны и чванливы,
убийство в нас (от Каина мы все)…
Какой же БОГ наш многотерпеливый!..
Не передать!.. Мы – плевелы, посев…

А может нам удобно жить в дерьме
и плакаться, стенать о всепрощеньи?…
Ленивы и подлы… (Себе всяк на уме),
а выхода то нет, и впереди – забвенье…

И я один из всех, не лучше. Суть – козла…
Я - так же лжив, сластолюбив без меры…
С утра на синем фоне купола…
А к вечеру – всё те же, но на сером…
**********

Река была для нас,пацанов,всем. Большую часть своей жизни мы проводили на берегу,рядом с мостом на сопку. В то время он был деревяным и на нём постоянно дежурил солдат. Он-то нас и гонял время от времени. Сверху погрозит автоматом. Но уж больно там хорошие раки водились и в громадном количестве . Мы их ловили и тут-же,разведя костерок,оприходывали. Или,сняв майку и сделав из неё видимость мешка ловили ею как неводом всякую гольянью и пескарью мелочь. Чуть-ли не мальков. И,если улов был по нашим меркам солидным,торжественно тащили его домой на сковородку(без ничего,масла не было)-для всех. Добытчики. Один случай на Бире стал семейной легендой.

...доски мы стырили на лесопилке...да всего-то надо было их штук шесть. Откуда ко мне пришла эта идея одному Богу известно,но пришла...сделать подводную лодку. Как сделать вопросов не возникало... Выбрали хороший денёк,сволокли доски на берег Биры и начали колотить.
Старшему,мне значит,было семь лет,помошнику Фимке Шульману шесть и испытателю моему брату Генке Травинскому пять. Как вскоре выяснилось старший мог только организовывать,а вот средний мог оказывается и колотить гвозди и даже пилить. Форму наша подлодка обрела часа через два вполне конкретную-форму гроба. По замыслу первым подводником должен был стать средний,но Фимка наотрез отказался и ни на какие мои уговоры не поддавался. И тогда в лодку молча полез мой брат. Мы быстренько заколотили две доски сверху...я в сомнении посмотрел на громадные щели и как мог забил их мхом,что-бы воздух не выходил и было чем дышать и совсем уже собрался спускать подлодку со стапелей,то-бишь спихивать с обрыва в омут,но тут Фимка,чуя свою вину,подсуетился-Давай ему трубку от противогаза засунем в щель,а конец я буду держать над водой. Сделали и это и дружно подталкивая с двух сторон плюхнули наше изделие с метровой высоты. А вот когда наша подлодка,не сопротивляясь законам природы вместе с братом ушла на дно...возник вопрос,а как она всплывёт? Раньше я и не думал об этом...был занят воплощением идеи.
Когда кончились лопаться на поверхности воды пузыри...понял я,что дело плохо. Рядом,в кустах загорали наши старшие братья с товарищами...нас-то под их ответственность и отпустили на речку... как поднимали моё детище из воды я наблюдал из кустов,ближе не подпускали.

*Кадиш — еврейская поминальная молитва, которую произносит сын в память о покойном отце*

« Федотов Яков Яковлевич 1898г. рождения прислал два письма с фронта и
потом пришло извещение "пропал без вести". Его товарищи писали,что было
прямое попадание снаряда и их сразу-семь человек уничтожило-он видел,но
потом видно и он погиб,а извещение попало в руки Юры,так что от него
остались лишь кусочки,вот поэтому я незнаю «


Отец был из дальневосточных казаков-гуранов(начиная от Байкала и далее казаков за их упрямство кличут козлами,правда,горными,гуран называется). Подобрала его для меня маманька в Дальлаге,где она исполняла роль воспитателя в КВЧ-Культурно-Воспитательная Часть,а он досиживал срок. За что был посажен отец я так и не узнал,но в то время восемь лет был не срок и,значит,надо думать,в его отсидке повинна профессия-отец служил(как тогда говорили)бухгалтером. Час зачатья,в отличие от Высоцкого,я даже смутно не помню,а вот родился в 1940г 12 апреля уже на поселении,а не в лагере...о чём удостоверяет свидетельство о рождении. Родился я в селе Шкотово,Шкотовского района,Приморского края. Места эти известны своими жестокими боями во время гражданской войны..в своё время мы с удовольствием пели на любых совместных посиделках-праздниках-…И останутся как в сказке,как манящие огни золотые ночи Спаска,волочаевские дни…- Бои за село Шкотово и входили составной частью в эти легендарные бои.Было мне уже лет шестнадцать,я уже год как работал на Биробиджанской кондитерской фабрики(где мамка была директором) электрообмотчиком(ремонтировал электродвигатели),когда я с экскурсией от фабрики побывал на Волочаевской сопке.(её превратили в нечто вроде музея) Было воскресенье и на сопку много приехало ветеранов тех боёв.
Но я отвлёкся.
Мать рассказывает,что очень хотел отец,что-бы у него родился сын и имя для меня ещё в лагере в душе выносил- Юлий,в честь Гай Юлия Цезаря а,когда я родился и друзья вместе с ним пошли в поселковый сельсовет зарегистрировать моё появление на белый свет,забыл он начисто,как хотел меня назвать(перед этим неделю пили,гужеванили,отмечая появление на свет Яшкиного наследника)...мужики долго топтались у крыльца сельсовета,перечисляя всевозможные имена и с похмелюги,окончательно одурев,потребовали от отца хоть первую букву имени. И он,,вдруг,вспомнил,что начинается имя на букву Ю.
Тут мужики дружно заорали,что,верно,это Юрка и,слава Богу,минула меня чаша быть сродни римским императорам.
Историю эту рассказывала мама неоднократно. Удивительно мне,что кроме этих двух имён я приобрёл в Израиле ещё одно-Ури..
Вместе пожили отец с матерью недолго,помешала не только война,но и не то лагерные,не то казачьи привычки вроде такой,когда отец,накрошив хлеб в миску и залив его бутылкой водки,откушивал это хлебово ложкой.При этом я сидел у него на коленях и хлебал из той-же миски,но только маленькой ложкой. Правда кривился,чего не скажешь об отце....а ещё и двое мамкиных детей. Почему-то невзлюбил отец Люсю,мою сестрёнку и бил её. Хотя что-же там было бить-семилетнюю-то. А брат мой,Сергей не давал сестру в обиду и хоть было ему тогда только десять лет защищал её отчаяно.И однажды рассвирепел до того,что взяв в руки свой детский топорик,набычился и молча пошел на него.Выскочил тогда отец за дверь и плечом её подпёр. Испугался значит. Мама говорила,что до моего рождения отец очень хорошо относился к её детям.И жили в Ворошилове-Уссурийском они очень хорошо. Она вспоминала это время,как самое счастливое во всей её женской жизни. Ещё не кончился НЭП и в магазинах всё было и Янка баловал её покупками. Ну а дальше можно только гадать.А уж когда началась война и пришло пайковое снабжение хлебом(паёк получали только те кто работал),он по словам мамы отказался делить свой хлеб на всех. Приносил пайку серого и говорил:-Тебе и Юрке! А им не давать.-.
Ушла от него мама,не смогла так жить...выпроводить выпроводила,а на фронт провожать пришла.
Однажды,я в подробностях рассказал своим о том,как отец меня взял на руки,стоя на подножке вагона уже в армейской форме и поднял над головой,а я ощупывал у него на внутренней стороне руки часы и кожу от браслета
Отец носил часы на внутренней стороне кисти. (Добавлю,что и я всю свою жизнь,пока носил часы на руке носил их точно так-же как и отец-на внутренней стороне кисти и браслет был только кожаный. Других не признавал. Мне казалось,что так удобней и только много позже я догадался в чём дело..(
И мамка подтвердила это,хотя очень удивилась,уж больно мал я тогда был,чуть больше года.
А потом спросила-А помнишь,что он мне сказал,передавая тебя?-нет,этого я не помнил - Не воспитай,Минка,из Юрки жидёнка!!
Это были последние слова отца,запомнившиеся маме поскольку были они оскорбительны ей. Было ему тогда немногим больше сорока. Через год он погиб,а похоронка,попав мне случайно в руки,разделила судьбу всех игрушек.Мать ещё долго,уже давно и после войны берегла,подаренное отцом своё единственное платье из крепдешина...так оно и называлось-выходное. Дольше всех держался сундук,сделанный каким-то лагерным умельцем из твёрдого дерева по заказу отца в честь дня моего рождения. Но и он остарел,пообламался и изрублен был мною на дрова в Биробиджане,как раз на моё восемнадцатилетие...решительным был я в те свои годы.
Мамино платье не на много пережило сундук..

Я был не один,вроде как экскурсия была.Женщина за старшую.Куда-то нас вела,что-то объясняла. Всё это стало для меня реальностью и обрело чёткость только тогда,когда откуда-то донёсся крик. Шёл он по нарастающей и потом уже ,много позже,я никак не мог понять,как в такое короткое слово можно было вложить и надежду и ярость и отчаяние и радость. Горькое счастье встречи-вот что он значил. Горькое,но ведь Счастье!
---СЫ-Ы-Н!—
Я не знаю как передать словами,что со мной дальше произошло. Зов этот буквально расколол меня,мою личность до самых основ. Обычное определение-«потрясло»,очень бледно и невыразительно.Много раз я пытался словами передать чувство,обуявшее меня тогда.
Меня звал отец. Я знал это,со всей определённостью и достоверностью. Это был отец! И в ответ у меня вырвалось-ОТЕЦ!
Пламя,вихрь,огонь возник во мне,непреодолимая сила бросила меня на зов и крик ещё звучал,а я уже был около стены,из-за которой он донёся . Я бился об неё всем телом,пытался пробить,соединиться с отцом... Остановила меня женщина. Покой её голоса-«Остановись.Не надо.Его разорвало снарядом.-«
Всё ещё не управляя собой,в угаре ,я грубо заорал в ответ-«Да откуда вы знаете?»-
На что она печально ответила-«Знаю». И так она это сказала,что невольно я стал остывать и,оглянувшись вокруг, сейчас только обратил внимание на серый сумрак места и Стену,в своей бесконечности,не имеющую размеров
.
Когда произошло со мной то что описанно выше я маме объявил,что отца разорвало снарядом. Она удивилась-А ты разве не знал? И рассказала,что после войны,в Биробиджан, приходил к нам его однополчанин и вспоминал,как у него на глазах разорвало весь батарейный расчёт. Перекуривали после боя батарейцы,а снаряд лёг в середину. .

...самому маленькому в моей группе было два с половиной года,старшему(мне,значит)пять лет. Трое остальных распределились между. Само слово ГОЛОД мы не знали,поскольку родились и жили внутри него,но жрать мы хотели всегда,а дома было нечего и мы шныряли по всем закоулкам города в поисках еды...воровали,тырили...и делили по возрасту. Вокзальная помойка,считалась самой богатой и чистой(в другие выбрасывали не только кухоные отбросы,но,чаще всего, вместе с ночными экскрементами) и потому нам с моей командой доставалась крайне редко...были старше и злее нас. До сих пор у меня в памяти вкус восхитительной американской тушёнки...её давали в пайках офицерам,а они,в свою очередь сквозили мимо в поездах и,закусывая выпитое тушёнкой,имели обыкновение выбрасывать опорожненные банки в окно поезда...и потому обнаружить банку(пустую,естественно) можно было только на вокзальной помойке или на рельсах. На стенках такой банки обязательно оставались следы жира...и я приступал к делёжке. Первым запускал палец самый маленький,полоборота и можно облизывать. Чаще всего мне уже ничего не доставалось...но маленькие..
Вот как раз в такой момент,однажды,мы и услышали шум эшелона. -Солдаты едут.
Мы ещё не догадывались,что остались без отцов,да если-бы и знали...что с того...понятие СОЛДАТ для нас было священым,хотя мы в то время не смогли-бы так сказать...просто,всё хорошее и светлое,что ещё теплилось в нашем изуродованном ранней ответственностью детстве сошлось в этом слове.
На пероне никого кроме стрелочника с флажками не было и сознание отметило эту необычность. А эшелон, неторопливо постукивая колёсами,уже катил мимо. Теплушки были распахнуты и из дверей и окон свешивались солдаты в орденах,усатые...наши,свои...вот уже и вторая теплушка прошла,а из третьей чей-то голос удивлённо протянул-Жидоград! Жиды! Жидя-ята! И весь эшелон взорвался...Жиды! Жидята! Жидоград!
Мы не знали этих слов,не понимали их,никогда не слышали...но руки у моих пацанов опустились и крик-"Ура" замер на губах... Теплушки с диким рёвом накатывались на нас...поднятая в приветствии рука уже устала,но я не опускал её,почему-то мне казалось это важным...улыбаться и махать приветственно рукой,но Боже мой,как-же это было тяжело...пацаны мои давно переместились за спину,а эшелон всё не кончался. Когда он прошёл,мы тихо разбрелись по домам.
Летом 1945 года армия Рокосовского перебрасывалась на Дальний Восток для войны с Японией.

26 апреля 1986 произошла страшная авария на Чернобыльской АЭС. Но сегодня, спустя четверть века, я больше вспоминаю о другом. Ровно 25 лет тому я ехал поездом «Россия» на Дальний Восток к месту службы моего отца. В советских Молдавии и Украине (где жил прежде) мне побывать уже не довелось.