Уголовное дело, возбужденное в отношении Григория Бурдо, прекращено по амнистии
БИРОБИДЖАН, 16 июля, «Город на Бире» - Прекращение дела по амнистии означает, что Григорий Викторович признал свою вину, согласился с тем, что год назад превысил должностные полномочия и организовал подготовку заведомо ложного заключения эксперта, а государство – на радостях по поводу празднования очередного Дня Победы – его простило. О принятом решении я узнаю раньше, чем сообщают СМИ, ругаюсь в пустоту и звоню «виновнику торжества». Он тоже не рад. На мой вопрос, почему дал согласие на прекращение дела по нереабилитирующим основаниям, отвечает коротко и очень понятно: «Устал». Целый год Бурдо мечется между следствием и онкологической клиникой. А здесь ещё сердце стало давать сбой. Лично мне за всё это до безобразия стыдно. Потому что ни Бурдо, ни его коллеги никакого преступления не совершали. По крайней мере, я имею право сделать такой вывод на основании того, что знаю из первых уст и отдельных документов.
В ТЕ ДНИ о происшествии я узнал раньше многих. Перезвонил сотрудникам СМЭ, с которыми хорошо знаком, выехал туда сам. В помещении бюро мне отдали письмо в редакцию газеты «Ди Вох» – сбивчивый, эмоциональный рассказ о встрече с людьми в камуфляжной форме и следователем следственного управления. Вот маленькая цитата из него:
«26 мая 2015 года около 10 утра неизвестные люди в камуфляжной форме, с оружием, не предъявив никаких документов и ничего не объяснив, в приказном порядке потребовали от работников СМЭ покинуть рабочие места, закрыть кабинеты и выйти в коридор. В коридоре мы увидели много людей в камуфляжной форме с оружием и четырёх малолетних, на наш взгляд, девушек. В рабочем кабинете Григория Викторовича на него в нашем присутствии надели наручники. Григорий Викторович попросил не делать этого, он сказал, что пойдет сам и убегать не собирается. Но следователь Прокопов заставил милиционера надеть наручники на Бурдо».
С Григорием Викторовичем я встретился в тот же день в больнице, куда его увезли прямо из кабинета следователя.
В НОВОСТЯХ от 27 мая 2015 года кто-то, видимо, не слишком осведомленный в вопросах юриспруденции сообщил, что руководитель судмедэкспертизы «попал под уголовное дело». Формулировка неграмотная, но, как выяснилось, по-житейски точная. Далее в сообщении – со ссылкой на официальный источник – говорилось, что Следственное управление Следственного комитета РФ по ЕАО расследует уголовное дело в отношении врача анестезиолога-реаниматолога ОГБУЗ «Областная больница» по ч. 2 ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности, в результате ненадлежащего исполнения лицом своих должностных обязанностей). Установлено, что при проведении плановой операции врач, проведя наркоз, ввёл интубационную трубку вместо трахеи в пищевод, что привело к гипоксии головного мозга, остановке кровообращения и смерти пациентки. В рамках следствия по указанному делу подозреваемым Бурдо и другими экспертами изготовлено заключение, из которого следует, что в действиях анестезиолога нет врачебной ошибки, а введение трубки вместо трахеи в пищевод является «технической ошибкой».
То есть официальная позиция следствия такова: руководитель Бюро судебно-медицинской экспертизы ЕАО стал фигурантом уголовного дела потому, что его ложное заключение могло дать возможность врачу областной больницы уйти от ответственности за смерть пациентки.
Знаете, я давно перестал удивляться неожиданным поступкам людей, которых знаю много лет и о которых уже сформировал какое-то мнение. «И на старуху бывает проруха», – подумал я, узнав обо всей этой истории. Однако чуть позже мне довелось лично ознакомиться с этим якобы заведомо ложным заключением экспертов – и прочитанное, признаюсь, привело меня в полное недоумение.
Фрагмент заключения эксперта 78-К:
«Комиссия пришла к мнению о наличии прямой причинно-следственной связи между проведенным анестезиологическим пособием по обеспечению оперативного вмешательства Д. по поводу основного заболевания – флегмона брюшной стенки, и развившимися осложнениями длительной гипоксии головного мозга и летальным исходом».
Это прямое указание на вину анестезиолога в смерти потерпевшей. С «технической ошибкой» тоже всё понятно: если формулировать совсем уж примитивно, вводить интубационную трубку больной было нужно, другое дело, что введена она была неправильно – именно поэтому эксперты назвали ошибку не врачебной, а технической.
Где то заведомо ложное заключение, о котором чуть ли не торжественно сообщило следственное управление?! Более того, сторона обвинения утверждала, будто «Бурдо организована подготовка ложного заключения, из которого следовало, что смерть пациентки наступила в результате имевшихся у неё заболеваний, а не в результате виновных действий врача-анестезиолога». Ничего похожего в экспертизе не написано!
Я не исключаю, что следствие располагало какими-то ещё доказательствами. Но тогда, если Бурдо – организатор, кто исполнители? Какое процессуальное решение по ним принято следствием? Какую ответственность они понесли?
АНЕСТЕЗИОЛОГ, из-за которого пациентка больницы умерла на операционном столе, признан виновным. Точнее, уголовное преследование в отношении него суд так же прекратил в связи с актом амнистии (по нереабилитирующему основанию). Удовлетворена ли таким исходом потерпевшая сторона – тема совершенно другого разговора. Здесь нам важно понимать, что врач наказан – и точка. Для чего важно? Объясняю. Допустим, что заключение экспертов в каких-то моментах, которые я не увидел, действительно было ложным. Тем не менее это не позволило врачу уйти от ответственности. То есть превышение полномочий Григорием Бурдо не повлекло опасных последствий. А это принципиально важно при квалификации деяния по 286-й статье УК.
Между тем в числе персонажей этого «Камуфляж-шоу» (так называлась моя статья, вышедшая в «Ди Вох» 4 июня 2015 года) есть лицо, совершившее действия, в которых, на мой взгляд, есть признаки превышения должностных полномочий.
До сих пор почему-то никто не обратил внимание на то, что в момент задержания Григория Бурдо грубо нарушена статья 21 закона «О полиции», в которой дан исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых можно применять спецсредства. Ни одним процессуальным законом, ни одной инструкцией следователю не дано права командовать силовиками и приказывать им надеть наручники на задержанного.
Более того, это именно тот случай, когда имели место реальные общественно опасные последствия превышения полномочий. В частности, к таковым относится госпитализация Бурдо с сердечным приступом, а в дальнейшем – обострение имеющегося у него онкологического заболевания.
Чтобы не быть голословным, я обратился за консультацией к бывшему главному врачу областного онкологического диспансера, кандидату медицинских наук Анатолию МАЛЫШЕВУ. Меня интересовало, может ли онкологическое заболевание обостриться в результате нервного стресса.
– Нервные стрессы являются толчком к онкологическому заболеванию. Такие случаи описаны в литературе, – ответил на мой вопрос Анатолий Иванович. – Естественно, когда человек переживает, нервничает, это негативно отражается на больном органе. Возможно, этот стресс и мог явиться толчком для опухоли. Тем более что заболевание, имеющееся у Бурдо, гормонозависимое.
Есть и не такие острые последствия. Например, Раисе Алексеевне Барановой, старшей медсестре бюро, следователи по сей день не вернули папку с судебно-медицинскими экспертизами, которые к уголовному делу Бурдо вообще никакого отношения не имеют. А необходимость в них может возникнуть в любой момент.
ТОЛЬКО ГОД СПУСТЯ я узнал о том, что Геннадий ЗИНЧЕНКО, тоже судебно-медицинский эксперт, не просто возмутился произошедшим, а счёл необходимым позвонить заместителю прокурора области Александру Титову.
– Я спросил Александра Александровича, – рассказал мне Зинченко, – с какой целью Григория Викторовича необходимо было доставлять для допроса в наручниках и делать это публично. Титов ответил, что это было сделано исключительно для обеспечения безопасности самого Бурдо, чтобы он не сделал чего-нибудь с собой, узнав о задержании.
Я лично отработал рядом с Бурдо больше двадцати лет, десятки раз выезжал с ним на осмотры мест происшествия, присутствовал на тяжелейших вскрытиях, видел его в крайне трудных профессиональных и жизненных ситуациях, но ни я, ни кто-либо из его коллег не замечал склонности к суициду.
Звонок Зинченко зампрокурора не остался незамеченным следователем.
– При очередном допросе в качестве свидетеля, – продолжил свой рассказ Геннадий Александрович, – следователь Прокопов сказал, что закроет меня в камеру за противодействие следствию. Я просил следователя записывать мои показания на видеокамеру, но почему-то получил отказ. Более того, в протоколе допроса были искажены мои показания, и только после моих настойчивых требований следователь согласился изменить содержание протокола.
«ПОПАЛ под уголовное дело», – написал неизвестный мне автор информации. Сам того не подозревая, он исключительно точно, в четырёх словах, описал ситуацию, при которой практически любой человек – молодой, старый, больной и, главное, ни в чём не виноватый – может быть прощён за то, чего не совершал.
Александр ДРАБКИН